Избранное в двух томах. Том 1. Повести и рассказы [1987, худ. Б. Н. Чупрыгин] - Анатолий Иванович Мошковский

— А чего жалеть? Не насильно погнали.

Аня прошлась вдоль стены с полками, разглядывая корешки с названиями книг, — это она делала всегда, когда приходила к ним.

— Верно… Но ведь сам знаешь, один пошел… Свалиться можно… Камень может ударить… Или…

— Попасться в когти кровожадным грифам?

Аня засмеялась, закидывая голову.

— Нет, я всерьез… Я уж думала, Димка пойдет с ним, он ведь хотел пойти…

— Димка все хочет, но ничего не делает, — проговорил Феликс. Неужели она до сих пор не поняла, что это за человек?

— Но лучше б он пошел с Ваней.

— Ничего с Ванькой не будет! — сказал Феликс. — А если он и распорет где-нибудь ногу, папа быстро его заштопает шелковыми нитками, а сломает — возьмет в гипс и срастит. Ты ведь уже слышала, какой он хирург, — первый класс! Столько ему благодарностей…

Аня посмотрела на Феликса и ничего не сказала.

Внезапно во дворе раздался шум, и Аня бросилась к окну. Сильно высунулась из него, словно собиралась выпрыгнуть. И сразу же закричала:

— Вань, ты? Живой? Ну как? Нашел?

Феликс подошел к окну и глянул через прозрачную занавеску, чтобы со двора не видели его.

— Нашел! — но этого Ване показалось мало, он вынул из кармана кассету и показал. — А ты что, здесь живешь?

— Нет, я у Феликса в гостях, — ответила Аня и, одернув сзади платье, легла на подоконник. — Небось ой как устал?

— Нет, ничего… Только ногу немного вывихнул у речки…

— Что ты говоришь?! — ужаснулась Аня. — Больно? Как же ты пришел? Хромаешь?

— Ничего. Теперь почти прошло. Смотри, как хожу… — И он, почти не хромая, прошелся по двору, как будто Ане это было очень интересно.

— А где нашел? У грота?

— Нет, возле речки. На обратном пути потерял…

Аня обернулась к Феликсу:

— Ты слышал, что он говорит? Он нашел… Нашел!

— Молодец, — сказал Феликс. — Герой… Его так и распирает от собственной храбрости.

Аня вдруг громко рассмеялась:

— Скажешь чего! Он смешной и очень упрямый — вот это да, вот это похоже на него…

— Тебе видней. — Феликс пожал плечами, отошел в глубь комнаты, присел на тахту и стал ждать, когда Аня кончит разговор через окно.

А конца разговору не было, потому что она уже переговаривалась не только с Ваней, но и с Аркашей и даже с Лидой, которая тоже, кажется, выползла на улицу. Во дворе стоял восторженный галдеж. Вдруг Феликс услышал частый голос Захарки, вскочил с тахты и побежал к окну.

Его Адъютант стоял рядом с Ваней и, размахивая руками, что-то расспрашивал.

— Захар! — крикнул, не сдерживаясь, Феликс. — Я тебя жду.

— Бегу!

Глава 16

Слеза Адъютанта

Захарка оторвался от кучки ребят и бросился к их подъезду. Бежал он, наверно, на третьей скорости, потому что через пять секунд раздался звонок в дверь, но Феликс не торопился ему открыть. Звонок повторился. И еще раз. И еще. Феликс сидел у низенького журнального столика, постукивал пальцами по твердой пластиковой поверхности его и ждал. Аня все не вылезала из окна и звонков не слышала.

Наконец Феликс встал и открыл дверь. И увидел смуглую черноглазую рожу.

— Он принес! — выдохнул ему в самое лицо Адъютант. — Отыскал!

— Купил? — спросил Феликс.

Лицо Захарки сразу скисло, поскучнело:

— Нет… Такая очередь… И ни одного знакомого впереди… На первый сеанс уже кончились…

— Почему не взял на второй?

— Но ты ведь сказал, чтоб на первый…

— Беги и бери на второй сеанс, — сказал Феликс. Захарка уже метнулся было к двери, но Феликс поймал его за рукав. — Постой… Есть небось хочешь?

— Да не прочь… На горе́ ведь только жевали…

— Идем. — Феликс провел его на кухню, где мать палила на газе курицу и остро пахло жженым пером, взял из холодильника масло, разрезал пополам московскую булочку, положил туда ножом толстую плитку масла, густо посыпал сверху сахарным песком и протянул.

Захарка, как молодой волчонок в ягненка, впился зубами в булку и благодарно закивал головой.

— Ну валяй, — Феликс слегка подтолкнул его к коридору. — И чтоб достал, иначе не возвращайся. Ни живой ни мертвый.

— Достану, — с набитым ртом произнес Захарка и убежал.

Через три минуты Ваню позвала мать, во дворе стало тихо, и Аня наконец отошла от окна.

— Как там наш герой? — спросил Феликс. — Других увечий нет? Многое выяснила?

— Все в порядке… Только он… Знаешь, что он принес еще?

— Что? — спросил Феликс.

— Змею… И знаешь какую? — в голосе Ани звучало удивление, радость и даже что-то вроде восхищения. — Гадюку!.. Увидел, расщепил палку и поймал, зажав в ней ее головку… Она теперь у него дома, и он хочет послать ее в Ярославль и не знает, как это сделать…

— Ценной бандеролью! — сказал Феликс. — Проделать дырочки, чтобы гад дышал и высовывал свой язычок, и послать… Проще простого!

— А почему ты сердишься? — спросила Аня и посмотрела на него. — Он ведь такой чудак… Разве не чудак?

«Винтиков у него кое-каких не хватает», — хотел было сказать Феликс, но сказал другое:

— Наверно… — И подумал с горечью, что, конечно, виной всему очень светлые, очень красивые его глаза. Уж они-то, девчонки, первые замечают это, и тогда любая глупость, которую сморозит хозяин этих глаз, кажется необыкновенной и странной.

После обеда в дверь опять позвонил Захарка.

— И на второй сеанс кончились…

— Почему ж не взял на любой другой? — прямо-таки взъярился на него Феликс.

— Надо было так и сказать.

— Давай деньги. — Феликс взял из потной ладони Адъютанта скомканный рубль и крикнул Ане: — Пойдем! Адъютант стал бестолков — даже билетов купить не может…

Они втроем молча пошли через двор. Захарка долго молчал, а потом спросил:

— А мне что делать? Я тоже хочу посмотреть, — в глазах его неожиданно блеснула слеза и очень удивила Феликса: что стало с Адъютантом? Но он знал, что Захарке и виду нельзя подавать, что он жалеет его, и сказал:

— На детском утреннике! Кто ж тебя пустит на поздний сеанс? — и смерил глазами Захаркин рост.

— Скорей расти и ума набирайся, — поддержала его Аня.

Она терпеть не могла его Захарку. Феликс понимал это и в душе одобрял, но никому, в том числе и Ане, не говорил об этом и, случалось, даже защищал от нее своего Адъютанта: как же иначе держать его при себе?..

Только они спустились по ступенькам к Центральной улице, как рядом остановилась легковая «скорая помощь». Из кабины вылез Валерий Михайлович. Лицо у него было усталое, грустно-рассеянное, плохо выбритое, и веки, казалось,